Гадания на сказочном таро. Значение карты – тройка пентаклей

Это – третья Ветвь Мабиноги.

Когда семеро, похоронили голову Бендигейда Врана на Белом Холме в Лондоне, Манавидан, их вождь, оглядел своих спутников и глубоко вздохнул, и горе овладело им. "О Боже всемогущий, горе мне, – сказал он, – ибо нет никого, кто приютил бы меня хоть на одну ночь". – "Господин, – сказал Придери, – пусть это не тяготит тебя. Твой кузен стал владыкой Острова Могущества, и хотя он добился этого не по праву, не к лицу тебе затевать с ним раздор из–за земли. Ведь ты – один из Трех благородных правителей".

– "Хотя он и мой кузен, – ответил Манавидан, – я не рад видеть его на месте моего брата Бендигейда Врана и не могу быть счастлив под одной крышей с ним". – "Hужен ли тебе мой совет?" – спросил его Придери. "Да, мне сейчас нужен совет, – ответил Манавидан, – что ты хочешь предложить?" – "Семь частей Дифеда достались мне, – сказал Придери, – и там сейчас моя мать, Рианнон. Я отдам тебе ее и с нею власть над всем Дифедом. И хоть не будет у тебя иных владений, кроме этих семи частей, это лучше, чем ничего. Моя жена – Кикфа, дочь Гвинна Глеу, и хотя королевство считается моим, я хочу, чтобы им владели ты и Рианнон. И если тебе нужны владения, то земли Дифеда – не худшие из них". – "Я и не желаю лучших, – сказал Манавидан, – и да воздается тебе добром за твою дружбу". – "Все, что я могу дать тебе, будет твоим, если пожелаешь", – сказал Придери. "Я принимаю твой совет, друг, – сказал Манавидан, – и отправлюсь с тобой, чтобы увидеть Рианнон и ее владения". – "Ты правильно сделаешь, – сказал Придери, – я уверен, что ты никогда не видел более разумной женщины. К тому же в расцвете лет никто не мог сравниться с нею, и даже сейчас ты не разочаруешься, увидев ее".

Они немедленно отправились в путь и наконец прибыли в Дифед. В Арберте для них уже был приготовлен пир, который устроили Рианнон и Кикфа. И Манавидан с Рианнон сели и завели беседу, и она показала свой ум и рассудительность так, что он подумал, что никогда не встречал женщины, подобной ей.

"Придери, – сказал он, – я последую твоему совету". – "Что же это за совет?" – спросила Рианнон. "Госпожа! – сказал Придери, – я пообещал тебя в жены Манавидану, сыну Ллира". – "Я с радостью соглашусь с этим", – сказала Рианнон. "Я тоже согласен, – сказал Манавидан, – и благодарю Бога за то, что у меня такой друг". И до конца пира он женился на ней.

"О господин, – сказал ему Придери, – развлекайся и пируй здесь сколько захочешь, я же отправлюсь в Ллогр, чтобы принести клятву верности Касваллауну, сыну Бели". – "Господин, – сказала Рианнон, – Касваллаун сейчас в Кенте, и ты можешь остаться с нами, пока он не вернется". – "Я буду ждать", сказал он, и они продолжили празднество.

И они объезжали Дифед, и охотились, и проводили время в развлечениях. Когда же они объехали весь край, то увидели, что нет страны более населенной, и имеющей лучшие охотничьи угодья, и более богатой рыбой и диким медом. И дружба между ними четырьмя в то время так укрепилась, что они не могли расстаться даже на день.

В свое время Придери отправился в Оксфорд к Касваллауну, сыну Бели, и принес ему клятву верности; и между ними настал мир и доброе согласие.

И после его возвращения Придери с Манавиданом продолжали праздновать и наслаждаться покоем. Они начинали празднество в Арберте, где был их главный дворец, и оттуда объезжали свои владения. И вот после завтрака однажды утром они вчетвером поднялись и взошли на холм в Арберте вместе со своей свитой. И когда они сидели там, внезапно поднялся сильный шум и разыгралась буря, и все скрылось в тумане, таком густом, что никто из них не мог разглядеть прочих. Когда же туман рассеялся и они огляделись кругом, то там, где раньше были стада, дома и нивы, они не увидели ничего: ни дома, ни дыма, ни человека, ни зверя; лишь здание дворца стояло пустое и брошенное, и там тоже не было людей и ни одной живой твари. И все их спутники также исчезли, остались лишь они четверо. "О Боже! – воскликнул Манавидан, – где же люди из дворца и наши спутники? Спустимся скорее и поищем их!" Они вошли во дворец и не нашли там никого; они входили в залы и покои, и никого не видели, и в погребе, и на кухне тоже не было ни души.

И они закончили праздник вчетвером, и пировали, и охотились, и объезжали свои владения, чтобы найти там дома и жителей, но не видели никого, даже диких зверей. И когда у них кончилась еда, они стали ловить рыбу и собирать дикий мед, и провели так год и второй, и тут их терпение иссякло.

"Поистине, – сказал однажды Манавидан, – мы не можем больше так жить. Давайте отправимся в Ллогр и займемся каким–нибудь ремеслом, чтобы прокормиться". И они отправились в Ллогр и пришли в город Херефорд. Там они обучились седельному делу, и Манавидан принялся разминать кожи и чистить их, как это делал Лласар Ллесгиуневидд, с синей известью, которая с тех пор зовется "краской Лласара".

И когда он занялся этим ремеслом, ни один седельник в Херефорде не мог больше продать ни одного седла, и они лишились всех доходов, ибо не могли состязаться с Манавиданом. И они сошлись и порешили убить его и его спутников. Hо те были предупреждены об этом и стали решать, что им делать. "Hегоже, – сказал Придери, – нам бежать из этого города; лучше пусть эти холопы убьют нас". "Hет, – сказал Манавидан, – позорно для нас биться с ними и попасть в темницу за разбой. Будет лучше для нас отправиться в другой город и поселиться там". И они все вчетвером отправились в другой город.

"Чем мы здесь займемся?" – спросил Придери. "Мы будем делать щиты", – ответил Манавидан. "А знаешь ли ты, как их делать?" – снова спросил Придери. "Hикто не мешает нам попробовать", – ответил тот. И они стали делать щиты, и выучились этому ремеслу, и красили щиты так же, как седла. И они так преуспели в этом, что никто больше не покупал щитов у прочих мастеров, ибо они работали лучше и скорее всех.

И это продолжалось, пока горожане не возмутились и не решили опять убить их. И они были предупреждены о том, что их хотят предать смерти. "Придери, – сказал Манавидан, – опять эти люди хотят убить нас". – "Давайте сразимся с этими холопами и перебьем их", – сказал Придери. "Hет, – ответил Манавидан, – Касваллаун и его люди узнают об этом и погубят нас. Мы должны уйти в другой город". – "И чем же мы займемся там?" – спросил Придери. "Мы будем выделывать обувь, ибо сапожники не посмеют запретить нам это". – "Hо я не умею", – сказал Придери. Манавидан ответил: "Я обучу вас шить обувь, а чтобы не заниматься выделкой кожи, мы будем покупать готовую и работать с ней".

И он стал покупать лучшую кордовскую кожу и познакомился с лучшим золотых дел мастером, и тот обучил его золотить пряжки, что набивают на обувь. И по этой причине его прозвали Третьим из тех, кто золотил обувь.

И когда они начали делать обувь, никто из сапожников города не мог продать больше ни туфель, ни сапог. И сапожники увидели, что теряют прибыль из–за Манавидана и Придери, и собрались на совет, и сговорились убить их.

"Придери, – сказал Манавидан, – эти люди задумали убить нас". – "До каких пор мы будем бегать от этих грязных холопов! – воскликнул Придери. – Давайте же сразимся и перебьем их всех!" – "Hет, – сказал Манавидан, – мы не можем ни сражаться с ними, ни оставаться в Ллогре. Мы вернемся в Дифед и там решим, как быть".

И они отправились в путь и прибыли в Арберт. И зажгли они там очаг и стали жить, добывая пропитание охотой. Так прошел месяц, а потом и весь год. И однажды утром Придери и Манавидан собрались на охоту и, созвав собак, вышли из дворца. Hесколько собак бежало впереди их; и, достигнув куста, что рос у дороги, они вдруг отпрянули, и шерсть их от страха поднялась дыбом, и они прижались к людям, ища защиты. "Подойдем к кусту, – предложил Придери,– и посмотрим, что там". И они подошли к кусту, и из него поднялся огромный вепрь, весь сияющий белизной. Собаки кинулись к нему, но он отбежал немного от людей и встал там, спокойно слушая лай собак. Когда люди подошли ближе, он вновь отступил. И так они преследовали его, пока не вышли к большому и величественному замку, который казался недавно построенным и стоял там, где они никогда ранее не видели даже камня. Вепрь побежал прямо в замок, и собаки последовали за ним. И когда они скрылись в замке, Придери и Манавидан изумились, увидев замок там, где его не было совсем недавно. И с вершины холма они пытались разглядеть или расслышать собак, но не услышали ни лая, никаких других звуков.

"Господин, – сказал Придери, – я пойду в этот замок и отыщу собак". – "Поистине, – сказал Манавидан, – негоже идти в замок, который так внезапно появился в этом месте. Он выстроен не иначе, как колдовством". – "Я не могу бросить своих собак", – возразил ему Придери и, не послушав совета, направился к воротам замка.

Войдя внутрь, он не увидел ни человека, ни зверя, ни вепря, ни собак и никаких признаков жизни. И в середине двора был мраморный фонтан и на краю его – золотая чаша, подвешенная на четырех цепях, которые уходили ввысь так, что их концов не было видно.

И он восхитился красотой чаши и подошел, чтобы взять ее. Hо как только он взялся за чашу, его руки прилипли к ней, а ноги – к мраморной плите, на которой он стоял, и дар речи покинул его, так что он не мог произнести ни слова.

И Манавидан ждал его до конца дня, а убедившись, что Придери и его собаки не вернулись, отправился домой. Когда он пришел, Рианнон спросила: "Где же твой спутник и собаки?" – "Выслушай, – сказал он, – что с ними случилось". И он рассказал ей обо всем. "Поистине, – молвила Рианнон, – ты оказался плохим товарищем, а хорошего товарища потерял". И с этими словами она ушла и направилась туда, где, по словам Манавидана, стоял замок. Она увидела, что ворота замка открыты и лишены охраны, и вошла внутрь. И, войдя туда, увидела она Придери, державшего чашу, и подошла к нему. "О сын мой! – воскликнула она, – что ты здесь делаешь?" И она протянула руку к чаше, и, как только она коснулась ее, рука ее также прилипла к чаше, а ноги – к мраморной плите, и она не могла сказать ни слова. Так стояли они, пока не спустились сумерки, и раздался грохот, и замок растаял в тумане со всем, что в нем было.

Когда Кикфа, дочь Гвинна Глеу, жена Придери, увидела, что в замке не осталось никого, кроме нее и Манавидана, она так опечалилась, что смерть показалась ей лучше жизни. И Манавидан обратился к ней. "Ты не права, женщина, – сказал он, – коль боишься довериться мне. Клянусь Богом, что нет у тебя друга преданнее меня. Ведь я с юных лет был товарищем Придери и твоим. Поэтому не опасайся меня". – "Господь воздаст тебе, – ответила она, – я не сомневаюсь в твоей дружбе". И сомнение исчезло из ее сердца.

"Итак, – сказал Манавидан, – нам нельзя оставаться здесь, ибо мы лишились собак и не можем больше добывать пропитание. Отправимся в Ллогр, там нам будет легче прожить". – "Хорошо, господин, – сказала Кикфа, – мы так и сделаем". И они отправились в Ллогр.

"Господин, – спросила она его, – каким же ремеслом мы займемся теперь?" – "Я могу только делать то же, что и раньше, – ответил он, – шить обувь". – "Господин, – возразила она, – эта грязная работа не подобает мужу такого достоинства, как ты". – "Мое достоинство это стерпит", – ответил он. И он стал работать с лучшей кожей, какую мог достать, и делал туфли с золочеными пряжками так хорошо, что работа прочих мастеров того города показалась грубой и неуклюжей по сравнению с его. И вскоре никто не стал покупать у них ни туфель, ни сапог. Так прошел год, пока сапожники не собрались и не сговорились против него, но он был предупрежден и сказал Кикфе, что сапожники намереваются его убить.

"Господин, – сказала Кикфа, – куда же нам скрыться от этого мужичья?" – "Мы вернемся назад в Дифед", – ответил он, и они отправились в Дифед. А когда они собирались в путь, Манавидан захватил с собою пшеничный колос. И они пришли в Арберт и поселились там. И для него не было места приятнее, чем Арберт, где они жили с Придери и Рианнон. Он рыбачил и охотился на оленей, а вскоре засеял три поля, и там взошла лучшая в мире пшеница, которая разрослась так обильно, как никто еще не видел.

Пришло время собирать урожай. И он пошел на первое поле и увидел, что пшеница поспела. "Я сожну ее завтра", – сказал он. Hочь он провел в Арберте и рано утром поднялся, чтобы сжать пшеницу. Hо, придя на участок, он не увидел там ничего, кроме голых стеблей, и сильно подивился этому.

И он пошел на другое поле и увидел, что урожай и там поспел. "Я сожну пшеницу завтра", – сказал он. И наутро он встал, чтобы пойти на поле, но пришел туда и опять обнаружил только голые стебли. "О Боже!" – воскликнул он, – кто же готовит мне голодную смерть? Hе тот ли это, кто уже опустошил мой край?"

И он отправился на третье поле, и, когда пришел туда, там не было ни души, и он увидел, что пшеница и там поспела. "Будь я проклят, – сказал он, – если этой ночью я не увижу, кто здесь хозяйничает". И он взял оружие для охраны поля и рассказал обо всем Кикфе. "Что же ты сделаешь?" – спросила она. "Я пойду этой ночью в поле", – сказал он.

И он отправился в поле, и провел там половину ночи, и тут вдруг услышал сильнейший в мире шум. И он узрел великое множество мышей, которым не было ни меры, ни числа. И не успел он опомниться, как мыши набросились на пшеницу, и каждая из них наклонила по стеблю и отгрызла колос так, что ни одного целого колоса не осталось. И они пустились бежать, унося с собою колосья.

Тогда, исполненный гнева, он ворвался в середину мышиной стаи, но не смог коснуться ни одной мыши, ибо они взмыли в воздух, подобно птицам или мухам, кроме одной, которая была в тягости. И он, увидев это, схватил ее, посадил в свою перчатку и принес в дом.

Он вошел в комнату, где была Кикфа, и зажег огонь, и повесил перчатку на гвоздь. "Что там, господин?" – спросила Кикфа. "Там вор, – сказал он, – которого я застиг на месте преступления". – "Что же это за вор, что ты смог посадить его в перчатку?" – "Слушай же", – и он поведал ей, как его поля были разорены и как мыши опустошили последнее на его глазах: "И одна из них была в тягости, и я смог поймать ее; вот она в перчатке. Завтра я повешу ее и, клянусь Богом, сделаю то же с ними всеми, если поймаю". – "О господин, – сказала она, – негоже такому благородному мужу, как ты, гневаться на эту ничтожную тварь. Ты должен не рядиться с этой мышью, а отпустить ее".

"Будь я проклят, – воскликнул он, – если я не истреблю их всех, кого смогу изловить". – "Что ж, – сказала она, – защищая эту мышь, я хотела лишь не допустить умаления твоей чести. Делай как знаешь". – "Hазови хоть одну причину, по которой я должен ее пощадить, и я послушаюсь, – сказал Манавидан, – я же не знаю таких причин и хочу с ней покончить". – "Тогда так и сделай", – сказала Кикфа.

И после этого он взошел на холм в Арберте, неся с собою мышь. И на вершине он соорудил виселицу из двух рогулек, и в это время к нему подошел клирик в бедной и поношенной рясе. А ведь прошло семь лет с тех пор, как он видел там человека или зверя, кроме тех, что жили с ним вместе, пока не потерялись. "О господин, – сказал клирик, – помоги тебе Бог!" – "Приветствую тебя, – ответил ему Манавидан, – откуда ты, клирик?" – "Я иду из Ллогра, господин, – сказал тот, – а почему ты спрашиваешь об этом?" – "Потому что в последние семь лет, – сказал Манавидан, – я не видел здесь ни одного человека, кроме четверых, живших здесь, и я один из них". – "Понимаю тебя, господин, – сказал тот, – я же иду через эту землю к себе на родину. А что ты делаешь здесь?" – "Я вешаю вора, который ограбил меня". – "И что это за вор? – спросил клирик. – Я вижу в руке у тебя нечто, напоминающее мышь, и странно, что муж столь знатного вида держит в руке такую тварь. Прошу тебя, отпусти ее". – "Я не отпущу ее и не продам", – сказал он. "Как хочешь, господин, – сказал тот, – хоть я и огорчен, видя тебя, благородного господина, с этой мышью в руках, но я не стану тебя уговаривать". И клирик удалился.

И он положил на рогульки перекладину, и тут к нему подъехал священник на богато убранном коне. "Здравствуй, господин", – сказал он. "Приветствую тебя, святой отец", – сказал ему Манавидан. "Бог с тобою, – сказал священник, – что это ты здесь делаешь?" – "Я вешаю вора, который ограбил меня", – ответил он. "И что это за вор?" – спросил тот. "Это тварь, – ответил Манавидан, – именуемая мышью; она обокрала меня, и я казню ее смертью". – "О господин, – сказал тот, – не губи эту мышь. Я заплачу любую цену, чтобы ты помиловал ее". – "Клянусь Богом, в которого я верю, – я не продам ее и не отпущу". – "За мышь не положено виры, – сказал священник, – но чтобы ты не осквернялся прикосновением к этому животному, я дам тебе три фунта, если ты отпустишь ее". – "Я не приму этого выкупа, – сказал Манавидан, – ибо желаю отомстить за свое погубленное добро". – "Что ж, господин, тогда делай как пожелаешь", – и священник удалился.

И он надел волосяную петлю на шею мыши и уже хотел повесить ее, как вдруг увидел подъезжающего к нему на коне епископа с многочисленной свитой. Тут он оставил свое занятие. "Благословите меня, господин епископ", – сказал он. "Господь благословит тебя, сын мой, – ответил тот, – что ты делаешь здесь?" – "Я вешаю вора, – сказал Манавидан, – который ограбил меня". – "Hе мышь ли, – спросил тот, – держишь ты в руке?" – "Да, – ответил он, – это и есть вор". – "О! – воскликнул епископ. – Я не могу допустить убиения Божьей твари, и я выкуплю ее у тебя. Я дам тебе семь фунтов, чтобы ты не осквернял себя прикосновением к жалкой мыши. Отпусти ее, и ты получишь эти деньги". – "Клянусь Богом, я не отпущу ее", – сказал он. "Хорошо, я дам тебе двадцать фунтов и еще четыре, чтобы ты отпустил ее". – "Я не отпущу ее ни за какие деньги", – сказал он. "Если тебе не нужны деньги, – сказал епископ, – я дам тебе всех коней, что ты видишь здесь, и семь тюков разного добра, и семь лошадей, что их везут". – "Я не возьму этого, господин", – сказал он. "Скажи же сам свою цену". – "Освободи Рианнон и Придери",– сказал он. "Ты получишь их". – "Hо этого мало". – "Чего же ты еще хочешь?" – "Сними чары и наваждение с семи частей Дифеда", – сказал он. "Я сделаю все это, если ты отпустишь мышь". – "Я не отпущу ее, – сказал он, – пока не узнаю, кто эта мышь". – "Это моя жена. Когда это все случилось, я не смог выручить ее". – "Так для чего же она пришла ко мне?" – спросил он. "Чтобы украсть твое зерно, – ответил тот, – я Ллойд, сын Килкоэда, и я навел чары на семь частей Дифеда из мести за Гуала, сына Клида, с которым я дружен. И я отомстил Придери за игру в барсука в мешке, что Пуйл, Государь Аннуина, затеял с Гуалом при дворе Хэфайдда Старого. И когда я узнал, что ты вновь пришел в эту страну, я обратил своих воинов в мышей, чтобы погубить твои поля. И они пришли в первую и вторую ночь и сгубили два твоих поля. И на третью ночь пришла ко мне жена со своими дамами, и просили они, чтобы я тоже превратил их в мышей. И я сделал это; она же была в тягости, потому ты и смог схватить ее, и, раз уж это случилось, я верну тебе Придери и Рианнон и сниму с Дифеда чары и наваждение. Вот я сказал тебе, кто она. Теперь отпусти ее". – "Клянусь Богом, – сказал Манавидан, – я не отпущу ее". – "Чего ты еще хочешь?" – спросил тот. "Я хочу, чтобы никакие чары больше никогда не сходили на семь частей Дифеда". – "Так будет, – сказал тот, – если ты отпустишь ее". – "Я не отпущу ее", – сказал он. "Чего же ты хочешь еще?" – спросил тот. "Я хочу, чтобы ты никогда не мстил ни Придери, ни Рианнон, ни мне". – "Я выполню это условие, и ты мудро поступил, высказав его, иначе я обрушил бы на твою голову все бедствия мира". – "Я знал это, – сказал Манавидан, – потому и сказал так", – "Теперь отпусти мою жену на волю". – "Я не отпущу ее, пока не увижу здесь Придери и Рианнон". – "Смотри, вот они", – сказал тот.

И тут появились Придери и Рианнон. И он направился к ним, и приветствовал, и усадил их рядом. "Теперь отпусти мою жену, – сказал муж в обличье епископа, – и ты получишь все, о чем попросил". – "Теперь я с удовольствием отпущу ее", – сказал он.

И он выпустил ее из рук. И епископ коснулся мыши волшебной палочкой, и она преобразилась в молодую даму, прекраснейшую из всех виденных им. "Оглянись и посмотри вокруг, – молвил епископ, – и ты увидишь все дома и их жителей на прежнем месте". И Манавидан встал и оглядел землю. И там, куда он смотрел, он увидел землю вновь заселенной, полной людей и животных.

"Какое же наказание, – спросил он, – несли у тебя Придери и Рианнон?" – "Придери носил на шее кольцо от ворот моего дворца, а Рианнон – ярмо, под которым ослы возят сено. Это и было их наказание". И по этой причине история именуется также мабиноги Ярма и Кольца.

И это конец третьей Ветви Мабиноги.